Падали снежинки целый день.
Целый день летели, целый день,
Будто бы хотели целый день
Сделать белым, белым серый день.

А котенок слышал целый день,
Будто бы по крыше целый день,
Тихо ходят мыши целый день,
Тихо ходят мыши целый день.

А котенок думал целый день:
«Вот зима настала, и пора настала
Босиком по снегу бегать целый день,
Буду бегать, бегать целый день.»

Падали снежинки целый день,
Будто бы хотели целый день
Сделать белым серый, серый день.

А котенок думал: «Вот пора настала,
Будто бы по крыше тихо ходят мыши
Босиком по снегу целый день.»
Сергей Козлов

В каждом из нас дремлет самый обычный кот –
серый в полосочку или, быть может, рыжий…
Он просто той, самой нужной, минуты ждёт,
чтобы проснуться и чтобы помочь нам выжить.

Чтоб показать, как падая с высоты
ловко принять удар на четыре лапы.
И уберечь от краха свои мечты,
как бы судьба не силилась оцарапать.

Чтоб научить нас чувствовать и любить,
и подарить нам жизней своих излишек…
Время, как шарик, бросать и опять ловить,
ловко играя с Вечностью в кошки-мышки.

В час, когда вьюга вновь за окном метёт
и настроение, в общем-то, «никакое»,
этот – наш внутренний, дремлющий чудо-кот, –
с нами поделится мудростью и покоем.

Евгения Шарова

Серое небо при тихой погоде,
Ягод краснеющих горький запах.
Осень неслышно всегда приходит —
Рыжая кошка на мягких лапах.

Смотрит прищуренным желтым глазом,
Рыжий хвост задерет повыше,
И пожелтели все листья разом,
И зашуршали, как в страхе мыши.

Кошка играет с ними, гоняет,
Нюхает ветер, пушистит шкуру,
Осень цвета меняет — линяет
Кошка, из рыжей становится бурой.

Только хвостом махнет, убегая,
Кошка-осень. Но с первым снегом
Крадучись, кошка придет другая —
Голубоглазая с белым мехом.

(Ольга Воздвиженская)

плетёной корзине, большой и тяжелой,
Остался котёнок — пушистый комок.
Других разобрали уже как неделю
И в горло малому не лезет кусок.

Он сильно скучает по братьям и сестрам,
Их шестеро было и вот он один.
Ему ж не понять, что не вечно им вместе
Скакать и играться под шелест гардин.

Да видно родился под хмурой звездою —
Слегка неказистый, пятнистый окрас.
Обычный совсем, незатейливый вовсе.
Таких очень много всегда — без прикрас.

И вот потому не понравился мелкий,
хозяин ему не нашелся совсем.
А кроха бы с радостью в руки отдался
и другом бы стал до конца, насовсем.

Грустит наш пушистик, свернулся клубочком.
Уже и не смотрит, лишь тихо сопит.
Не верится в чудо и он не мечтает,
что кто-то еще на него поглядит.

Но скрипнула дверь и к большущей корзине
Чуть-чуть осторожно, совсем неспеша,
Вдруг девочка с бантиком красным подходит,
От пытки волнением еле дыша.

И звонко так: — Мама! Мне нравится очень!
Давай мы с собою его заберём!
И мама устало: — Ну, дочка, как скажешь.
Раз так получается, значит берём.

И вот уже шкет у манюни в ручонках,
Мурлычет и щурит усердно глаза.
Мечта ведь исполнилась, счастье какое!
Не скатится больше украдкой слеза.

Стихают шаги на затёртых ступенях,
Счастливый ребёнок с котёнком уходят.
Ах, как это здорово…в сумрачном мире
два любящих сердца друг друга находят…

Артём Полонский

Однажды на Hевском Проспекте
Престранные вышли дела:
Кошачья принцесса, ангорка,
В цветочную лавку зашла.
Прогнулась лениво и сонно
И между букетов легла —
Изысканно белы пионы,
Изысканно шерстка бела.

Толпа собралась у витрины.
Шумит и волнуется люд:
«Смотрите, вот это картина!
Котята на клумбе растут!
Вот это уж диво так диво!
Скажите, природа щедра!
Котенок! цветущий лениво!
Такого не знали вчера!»

Hе видно финала дебатам,
Открыт ботанический слет:
Какие потребны котятам
Прополка, полив и уход?
Они опадают под осень?
Они вырастают кустом?
А как размножаются: носом?
Усами? Ушами? Хвостом?

Приказчик:
— Букетов угодно?
Hо люди цветов не хотят:
— Букеты — старо и немодно,
Продайте цветочных котят!
Усач, оборотистый малый,
Послушен желанию масс:
— Платите копейку, пожалуй,
И ваша она тот же час.

Купили товар понарошку,
Уже завернули в фольгу,
Hо тут призадумалась кошка:
«Букетом я быть не могу!
Посадят еще, как ромашку,
В холодную воду хвостом?
Ищите другую простушку!» —
Сказала! — и дернула вон.

Артём Полонский

В морозный день, в метели круговерть
Малышка громко плакала в подъезде,
Просила приютить и обогреть,
И просто покормить просила прежде.

Везде сказали: «Здесь вакансий нет,
Живут уже у нас коты и кошки,
Пустить не можем даже в туалет,
Вот если б раньше ты пришла немножко…»

Но вот еще одна открылась дверь,
Вошла бочком, не чуя лап со страху.
Навстречу вышел крупный серый зверь,
Но не прогнал, не стукнул лапой с маху.

Голодная, худая как скелет,
Отдавлен хвост, пропахла рыбой шкурка,
«Погреться разрешите или нет?»
Забившись в угол, прошептала Мурка.

«Ну что же, оставайся, так и быть,
Здесь места хватит. Мурой будешь зваться.
Но только, чур, Дымусе не грубить,
Обои не срывать и не кусаться».

Все обошлось, налили молока,
На блюдце каши с мясом положили,
Погладили запавшие бока
И коврик в уголочке постелили.

Наелась и пришла благодарить,
Мурлыкала, хозяйку целовала,
Ей пела, как прекрасно в доме жить
И как она на улице страдала.

Теперь Мурлышка счастливо живет,
У Дымы в миске по-хозяйски правит,
На мягком спит и вкусно ест и пьет
И песни благодарно распевает.

От автора:
«Это подлинная история, записаная с абсолютной точностью. Кто-то подбросил в подъезд подросшего котёнка, все пытались откупиться едой, она съедала и тут же начинала опять вопить очень громко. Когда я открыла дверь, она просто вошла, похоже, что раньше жила в доме. И через полчаса уже пела у меня на коленях.»

Когда во дворе появился котёнок —
Белей, чем на белом снегу молоко, —
Мы все, от бульдогов до важных болонок,
Немедля утратили сон и покой.
«Не смей подходить!..» — завизжала левретка.
Огромный мастиф посулился, что съест.
Свирепый кавказец на верхнюю ветку
Едва за котёнком с разгону не влез.

«Не тронь наши миски! — ворчали овчарки. —
Ещё раз увидим — пеняй на себя!».
И даже дворняга в сердцах из-под арки
Брехала, замшелую кость теребя.

Котёнка облаивал пудель весёлый,
Он лаек-охотниц тревожил во сне…
«Я, может, и добрая, — фыркала колли, —
Но лучше, приятель, не суйся ко мне!»

Ротвейлер с работы притопал устало:
Всю ночь сторожил в магазине меха.
Котёнка увидев, клыки показал он
И коротко рыкнул: «Уйди от греха!»

Но тот же ротвейлер на помощь сорвался,
А с ним и последний безродный барбос,
Как только за нашим котёнком погнался
Какой-то чужой невоспитанный пёс!

За пятку схватила обидчика такса,
За шкирку злодея тряхнул азиат:
«А ну, поживей со двора выметайся!
Ты нам тут, любезный, не брат и не сват!»

От лая трещали в ушах перепонки,
Врага кобели помножали на нуль,
А колли в углу утешала котёнка,
И шёрстку вылизывал рыжий питбуль…

…Сегодня засыпало снегом дорожки,
Но вы не ленитесь к нам в гости зайти —
Взглянуть на красивую белую кошку,
Что спит у кавказца в мохнатой шерсти.

Она из любой угощается миски,
Собачьих носов не боясь никогда.
А кто зарычит или гавкнет на киску,
Тот живо забудет дорогу сюда!

Анна Булатова

Кошка сделана из меха, из желаний и загадки.
Кошка – это не собака, у неё свои повадки.
Кошка чьей-то быть не может. Ценит ласку и заботу.
Очень тяжко приходилось ей без дома в непогоду.
Кошку выдумали люди, чтобы, приходя с работы,
Гладить, сидя на диване, забывая про заботы.
Кошка в дом приходит ночью, через форточку на первом.
Она знает много окон, только быть умеет верной.
Кошка – дело настроенья, подойдёт, когда захочет
Если и одарит взглядом, тоже как-то между прочим.
Кошке хочется на крышу, чтоб влюбляться под луною.
Помни, кошке не заменишь волю только лишь собою.
Кошка в темноте всё видит ярко-жёлтыми глазами.
Мягкие у кошки лапки, только, правда, с коготками.
Кошка странное созданье, с ней так сложно, не до смеха.
Мне нужна такая кошка! Кошка сделана из меха…

Наталья Кузнецова

Я ободранный кот,
Я повешен шпаной на заборе.
Ну что ж, раз у них такая игра —
Плевать! Ведь больно мне было
Только вчера…

Шершавый забор —
Не привыкать.
Веревка на шее — тоже мура.
Я мертв, а больно мне было
Только вчера.

Вон тот мужик,
Что качал головой,
Еще вчера пинал мне в брюхо ногой.
Сегодня прозрел,
Что ж, пожалуй, пора..
Прощаю, ведь больно мне было
Только вчера.

Владимир Шахрин.

Здесь бродят псы, доверчивы и тощи,
К прохожим льнут — не отогнать никак!
Хозяева на новую жилплощадь
С собой не взяли кошек и собак.

Продуты ветром черные бараки.
Здесь по ночам, во тьму вперяя взгляд,
Оставленные кошки и собаки
Поодиночке в комнатах сидят:

Еще в углах живет знакомый запах,
Еще надежды дух не истребим,
И вздрагивают головы на лапах —
В коротких снах приходят люди к ним!

Настал сентябрь. В покинутом квартале
Над блеклою листвой кружится сор…
Вдруг резко тормоза заскрежетали
И мальчик с плачем бросился во двор.

И закричал у дома: «Борька! Борька!» —
Взъерошен, длинноног и длиннорук.
По лестнице взбежал и плакал горько,
И снова принимался звать!
И вдруг

Явился кот,
Облезлый, драный, грязный,
Сощурился на громкий зов, на свет,
Уже привыкнув к жизни несуразной,
Где дом — не дом, и человека нет.

И мальчик потащил его к машине,
Не чуя ног, не чувствуя земли,
И слезы счастья — самые большие! —
На шерсть кота бесстрастного текли…

А из такси родители смотрели,
Не говоря друг другу ничего,
И их сердца внезапно подобрели,
Постигнув сердце сына своего.

Они, наверно, чувствовали смутно,
Что мир вещей, отнявший столько сил,
Мир суетных забот сиюминутных
Их души постепенно исказил.

Но только… если глупый мальчик плачет,
Целуя в нос несчастного кота,
То это все в конечном счете значит,
Что в мире есть любовь и доброта!

И улыбалась женщина устало,
И муж смотрел растерянно в стекло
На жалкие строения квартала,
Где детство их давным-давно прошло…

Олег Дмитриев

Как величаво по обрезу крыши
Она идет на рандеву с луной!
Ковыльный хвост голубовато-рыжий
Расталкивает звезды над трубой.

Неповторимы кошки и красивы –
Что с чердака, что с шелковых перин,
Шипящие, фурчащие лениво,
С прыжками тонконогих балерин,

Хитрющие, степенные, шальные,
С глазами, где насмешливость и грусть.
Не знаем мы их помыслы иные,
Зато они нас знают наизусть.

Мы можем тискать маленькое тельце,
Подлизываться к кошке, даже льстить,
По праву доброго рабовладельца
Купить или на волю отпустить,

И за неблагодарность разозлиться,
И отшвырнуть строптивую подчас…
Но кошка знает, что она – тигрица,
По праву сильного она прощает нас

Борис Эскин

Мне казалось, я бегу полем
На не чующих травЫ лапах…
Я не помню никакой боли,
Смерть была – как один большой запах.

Помню небо – Древний кот многоликий.
Отряхнулся, и пошёл, как по карте.
Не взаправду же ведь я дикий,
Чтоб смотреть, что там лежит на асфальте…

А потом запахло мёдом, и мятой,
Я в траву влетел по самые уши…
И решил, что в новой жизни (девятой)
Буду тем же, кем и был. Только лучше.

Был котёнком – в сказки не верил,
А потом забыл, как все забываем –
Здесь всегда распахнуты двери,
Это место называется Раем.

Рай кошачий до последних окраин,
Благодать для тех, кто здесь поселился.
Но уж больно убивался хозяин –
Я чуть сразу же назад не родился!

Весь поникший от нахлынувшей скуки,
Брёл по раю в поисках дома.
И уткнулся в чьи-то тёплые руки.
Руки пахли странно знакомо…

Не запомнилось лицо и окраска –
Прятал морду в вороте платья…
Был покой, и тихая ласка,
А потом нас встретили братья.

Было солнце (просто так, не в окошке)
Золотым, как рыбка на блюде.
И все были мы здесь общие кошки,
А у нас, конечно – общие люди.

Мы со взрослыми котами небрежно
Выходили в круг – померяться силой,
И мурлыкали мне кошки так нежно,
Потому, что я большой и красивый.

Здесь тепло всегда, и чисто, и сухо,
Не бывает ни дождей, ни метели.
Раз порвал я , значит, Серому ухо –
Зажило, и пожалеть не успели!

Серый крут. Он подох, видно, в драке.
Серой масти – аккурат мне братишка…
По ночам ему всё снятся собаки,
Он рычит на них во сне, но не слишком.

Мне же снится: я бегу полем.
Каждая травинка – резная…
Может, каждый выбирать волен?
Я всего лишь кот, я – не знаю.

Екатерина Агафонова

Разорвано ухо
И клочьями шерсть,
Поджарое брюхо
И шрамов не счесть.
Я – кот беспородный,
Не «перс», не «сиам».
Я – вечно голодный
Задира и хам.

Нахальная морда
И хвост, словно флаг.
Я шествую гордо,
Печатая шаг.
Мне было приятно
Услышать вчера:
«Смотрите, ребята –
Хозяин двора!»

Топорщатся грозно
Седые усы –
Вы это серьёзно
С куском колбасы?
Давайте не будем
Зря время терять.
Я знаю, что людям
Нельзя доверять.

Я клянчить не стану,
Уже не малыш!
Ворону достану
Себе или мышь.
И в мусорных баках
Есть тоже еда.
А с рук, как собака,
Не ем никогда!

Коль лезете сами,
Потом не орать!
Могу я когтями
Вам лапы подрать.
Опасные игры –
Цепляться ко мне.
Не зря были тигры
В далёкой родне.

Когда я гуляю,
Другие коты
Домой удирают,
Задравши хвосты.
Ведь мало, кто в драке
Сравнится со мной.
И даже собаки
Идут стороной.

Но кошки при этом,
Хочу вам сказать,
За мной на край света
Готовы бежать.
Мяукают песни
Всю ночь до утра,
Когда с ними вместе
Хозяин двора.

Евгений Меркулов

Как быстро привыкает кот к уюту,
Когда окошки снегом замело.
Пусть домик мал, и тесен как каюта,
Зато в нём очень сухо и тепло.

Как быстро кот с хозяином поладит,
Когда за дверью полон двор собак,
Хозяин — тот, кто вдоль по шёрстке гладит,
А тот, кто гладит против — это враг.

И красный барахат на столе,
И свечка плавится во мгле,
И троекратно отражается в трельяже.
Дверь приоткроется и кот,
Не поздоровавшись войдёт,
Пройдёт к дивану, и, в клубок свернувшись, ляжет.

Хозян дверь прикроет в непогоду,
А кот тихонько распушит усы,
И скажет: «Мяу!», что значит в переводе
«Я стою три кусочка колбасы».

Бутылка молока, как трубка мира,
Зелёный коврик брошен в уголок,
Ну вот и всё, и обжита квартира,
И главное, что сухо и тепло.

И наша дружба так крепка,
Её бутылка молока
Ещё упрочит, укрепит и приукрасит.
Свеча оплавилась на треть,
Но ей гореть — не прогореть,
Пока её холодный ветер не загасит.

Слой пыли серой замшей на трельяже,
Стекло разбито, в окна ливни бьют.
Пуст холодильник, свечек нет, и даже
Из ящика газет не достают.

И только кот неслышно, по-английски,
Уйдет через разбитое стекло.
И вновь найдёт для временной прописки
Гнездо, где будет сухо и тепло.

Алексей Иващенко

На балконе, о чём-то мечтая,
Я стоял… И увидел я вдруг,
Как кошачья пушистая стая
Длинным клином летела на юг.
«Вы куда?!! — закричал я с балкона, —
Вам положено бегать пешком!
Нет в природе такого закона,
Чтобы кошкам летать косяком!»
Но они меня слушать не стали —
Я не вызвал у них интерес —
Лишь прощально махали хвостами
И мурлыкали песню с небес:

КОШАЧЬЯ ПЕСНЬ

По синим волнам небосклона
На поиск неведомых стран
Мечтательно и непреклонно
Кошачий летит караван.
В тех дальних безвестных просторах,
В тех светлых счастливых местах
Добыча не прячется в норах,
А просто растёт на кустах.
Там мыши огромны и сладки,
Там сливки в озёрах густы,
Там дети не носят рогатки,
Не тянут котов за хвосты.
Там можно валяться на грядке,
Там можно ночами орать,
Там нет у хозяев повадки
У кошек детей отбирать.
Летят перелётные кошки
Без крыльев, шасси и винтов,
Торят они в небе дорожки
Для новых летучих котов…
—

Я стоял, как приклеен к балкону,
Приоткрыв от волнения рот,
Слушал песню, подобную стону,
И вздыхал: «Отчего ж я не кот?
Отчего ж в небесах не летаю?
Ах ты, злая судьбина моя!
Я догнал бы летучую стаю,
Полетел в золотые края…»

Шизель (Любовь Сирота)

Мы сидим, взаперти , в наших тёплых квартирах
и чего-то от жизни хорошего ждём,
а взгляни — за окном, в голом скверике стылом
бродит кот под осенним холодным дождём.

Он не жалуется на судьбу и погоду —
— всё равно его некому выслушать здесь…
С лап стряхнув осторожно холодную воду,
свою жизнь принимает такою, как есть.

Посмотреть на него — вроде даже доволен
он кошачьим таким положением дел:
всё равно изменить ничего в нём не волен,
как бы этого он всей душой ни хотел.

Ему в радость найти тёплый люк, чтоб погреться,
и навес от дождя, не мочить чтоб хвоста.
Знает он, что от осени некуда деться,
ну а солнечный день — это просто мечта…

Счастлив он, что случайный прохожий
не ударит его ни за что, просто так,
от того, что луч солнца, на лето похожий,
приласкает его — разве ж это пустяк?

Люди мимо проходят, спеша как обычно,
на кота только мельком взлянув на пути.
Утвердились мы все в этой мысли привычной,
сложно в мире счастливей кого-то найти:

Мол у кошки семь жизней, мол ходит, где хочет
и гуляет, к тому же, сама по себе,
да и может ли кот чем-то быть озабочен?
Человечьей сочувствовать надо судьбе!

И никто не подумает мыслить иначе,
в плен захвачен делами и нынешним днём,
и никто не заметит, что кот тихо плачет,
сидя в сквере под грустным осенним дождём…

Ты, спеша, поутру, не гонись за часами
и кота повстречав в лабиринте аллей,
посиди рядом с ним, почеши за ушами —
— мир от этого станет намного теплей.

Он тебе благодарен за это участье,
по кошачьи, без громких напыщенных фраз,
ведь котам, как и людям — так хочется счастья;
да и друга нашёл себе каждый из вас

Из инета.

Однажды как бы рыжий пёс
И рыжий человек
Пошли гулять (а был мороз),
И как бы падал снег.

И как бы около пруда,
На как бы берегу,
Они увидели кота,
Грустящего в снегу.

Грустящий кот был как бы мал,
И как бы был пушист,
Он весь от холода дрожал,
Как мокрый, рыжий лист.

И сам собой возник вопрос,
А с ним ответ: «Ну вот,
Когда есть в доме как бы пёс,
То нужен как бы кот».

Втроём пришли они в свой дом,
И кто-то их встречал.
Кормил их ужином потом
И как бы всё ворчал…

Свистела вьюга за стеклом,
И как бы снег всё шёл,
Но было в доме им тепло,
и ОЧЕНЬ хорошо.

Дарья Герасимова

Он родился таким — нелюбимым, ненужным,
Раздражая людей своим видом наружным…
Самым страшненьким был из рожденных котят,
И никем был не выбран, никем был не взят…
И пищаньем своим раздражал даже кошку,
И решили хозяева выбросить крошку…

А он выжить сумел, не замерз, не подох,
Научился бороться, спасаться от блох…
Побеждать и сражаться в неравных боях,
Закаляясь, мудрея на этих страстях…
Поедая отбросы у мусорных свалок,
И скрываясь от криков и брошенных палок…

Им пугали родители шумных детей,
Шкурка цвет потеряла от снега, дождей,
Внешний вид заставлял возмущаться народ:
«До чего же ужасно-уродливый кот!»
Даже местные псы и собаки
Избегали с котом этим драки…

Он покорно терпел, ожидая прощенья,
Он причины не знал людской злобы и мщенья,
Он бежал за детьми и выпрашивал ласку,
Терся лбом и мяукал, увидев колбаску…
Благодарно мурлыкал сердобольным старушкам,
Их размоченным в банках консервных горбушкам…

Как-то утром от криков проснулся весь дом,
Это было весной, это было с котом…
Он лежал на боку, и мяукал от боли,
И вокруг была лужа от вытекшей крови…
Он хрипел, задыхался, пытался ползти,
К тем, кто мог бы помочь, к тем, кто мог бы спасти…

И в глазах было столько страдания,
Умирая, он ждал сострадания…
Вдруг увидел он над собой человека…
Как и кот — он был инвалид и калека…
Замурлыкал, почувствовав рядом тепло,
Он привык быть ненужным и чувствовал зло…

А здесь трепетность и соучастие,
А здесь помощь, где боль и несчастье…
Человек, прижал к сердцу дрожащий клубок:
— Потерпи, милый котик! Я рядом, сынок!»
И укрыв его тельце махровым шарфом,
Осторожно понес по дорожке за дом…

Это утро застыло у многих в глазах,
До сих пор вспоминают старушки в слезах,
Как их добрый сосед, сам больной, еле ходит,
На прогулку кота необычного водит…
Кот-красавец, какой-то, мол, редкой породы,
Что однажды его чуть не сбили уроды…

Такой умненький котик! И верный — на диво…
И на солнышке шкурка сияет красиво!
Никуда не уходит от ног инвалида,
Умиленье такое от этого вида!
И привязанность, преданность на загляденье,
Ну не котик, а прелесть! Вознаграждение…

Марина Бойкова

Вечер, ветер, фонарь горит,
Льёт на землю с небес вода.
Я сижу у входной двери —
Так никто не умеет ждать!
Ей вернуться давно пора —
Весь расстроенный «от» и «до»,
Половик начинаю драть,
Но когда она входит в дом,

Всё прощаю, не помня зла.
Обаятельный как никто,
Я буквально сбиваюсь с лап,
Помогая снимать пальто!
От того, что поёт душа,
Откровенно навеселе
Я её полосатый шарф
Разорву как голодный лев!

Поворчу, наигравшись всласть:
«Где так долго гуляла ты?
Что мне вкусного принесла?
Кто тебе подарил цветы?
Улыбалась каким дружкам?
С кем сегодня была в кино?»
И, как будто сердясь слегка,
Tыкну в руку свой мокрый нос.

Что касается тех «ребят» —
До чего дуракам везёт!
Я не буду делить тебя,
Потому, что моя и всё!
Как волнительно и чуднO
Мне становится (ой, умру!)
От тепла её стройных ног,
От тепла её нежных рук!

В мире большего счастья нет,
Чем коснуться её плеча,
На колени забраться к ней
И тихонько урчать-мурчать
Так, чтоб сердце играло гимн
Всеми лапами четырьмя!
В коридоре слышны шаги —
Мне пора, извините! Мяу!

Игорь Приклонский

Крохотный котёнок, кровь на драном ухе,

Изо всех силёнок притулился к суке.

Старая дворняга тяжела на вдохе,

Бьёт озноб беднягу да заели блохи.

Ноет бок паршивый, голод режет брюхо

И во взгляде псины жизнь почти потухла.

Но котёнок малый спит, того не зная.

Видит снова маму, с ней во сне играет.

И мурчит приблудший серенький калачик,

Как домой вернувшись в том тепле собачьем.

…Ночь накрыла мраком, стужа зазвенела.

Поутру дворняга тихо околела.

За часок остыла и окоченела,

На глазах-пустышках грусть заледенела.

Жмётся в шерсть котёнок, холодом разбужен.

Он продрог спросонок, сжался неуклюже.

Жалобно мяучит — мёрзлый бок не греет.

Плачет в мех колючий, а мороз — лишь злее.

Обжигая, дышит в мордочку позёмка,

Но никто не слышит серого котёнка.

До него нет дела людям торопливым.

Стал от снега белым, отряхнуть — нет силы.

Хочет он умчаться в сон к любимой маме!

И, мяуча часто, навсегда, вдруг, замер.

Носиком уткнулся в твёрдый мех собачий.

Кто домой вернулся — тот уже не плачет…

Богдан Филатов

День, проживая скудный,
С именем гордым, Мать.
В темный подъезд уютный
Кошка пришла рожать.
Под укрепленной крышей
Не ночевала грусть.
Кто-то родился, – выжил.
Кто-то не выжил. Пусть.
Некто хитрющий жутко,
Ночью, когда все спят,
Да на седьмые сутки
Кинул чужих котят.
Черных. Больших довольно,
Скинутых за меха,
Памяти чтоб не больно,
Дабы не брать греха.
Серых кормила – мило.
Да прививала прыть.
Черных не позабыла –
Стала и их кормить.
Бог бережет порою.
Группе людей подстать,
Звери одной семьею
Стали существовать.
В чьем-то сознании кома.
Глупый и злой каприз.
С лестничного проема
Скинут котенок вниз.
Меньше болело дабы,
Нужен еще резон?
Жалко раскинув лапы,
Громко мяукал он.
За деревянной рамой
Падал туман дымком.
Плакала кошка-мама
Над не своим сынком.
Пела кошачью песню –
Ей лишь известный толк.
Вместе. До смерти вместе.
Пела, пока не смолк.
Носом по шерсти черной.
Слабость взяла своё.
На этаже просторном
Рядом уснула с ним.
Скучный пустой порожек.
Я становлюсь умней.
Я обожаю кошек.
И ненавижу людей.

Автор неизвестен

Ты ушел, ускользнул от меня на ТУ СТОРОНУ
Словно снег слезами в ладонь растаял
Я ищу тебя по бескрайнему городу
И скучаю, скучаю, скучаю, скучаю

Опустевший дом приглашает к отдыху
Тишина отдается в стенах мурлыканьем
Я вожу руками по воздуху
И глаза вижу — солнца бликами

И сгущается воздух в ладонях шерсткою
мокрый носик руки касается
В каждом шорохе тебя чувствую
Представляю и получается

Растянулся во весь рост, невидимый
Лапкой с ниточкой вновь играется
И я снова тихонько «кискаю»
Не от ветра же нить качается!

А глаза его все следят за мной
Кот мурлыкает и печалится
Ведь он рядом, он здесь, со мной
Только с ним никто не играется…

Ходит хвостиком по следам моим
Все высматривает себя — нового
Чтобы мне не разминуться с ним
Кем вернется в мой дом снова он?

Я узнаю в миг, зацелую с охами
Заласкаю. О Боже, как я скучала!
Ничего, что ко мне ты вернулся крохою
Мы с тобой опять все начнем сначала.

Снова будут руки с царапками
Я усну под твое мурчание
Ты обнимешь мой пальчик лапками
….Так закончится отчаяние….

© Мамаева Лада Юрьевна

Бабке грел ступни,
катал клубок.
Был он шалуном
и непоседой.
Бабушка вздыхала:
— Голубок,
на-ка рыбки свеженькой отведай. —

Сколько ей, печальнице, в ночи
песенок хороших намурлыкал.
Проводили бабку трубачи,
барабан архангелов покликал.

И с тех пор мурлыка — сирота.
Hа мороз,
где хочешь, так и шастай,
выбросили старого кота,
порешивши:
— Васька лишаястый.

Перед бедолагой —
настежь дверь.
Там в пещерах, помните,
вначале,
трудно одомашнивался зверь?
Стал доверчив.
Мы вот одичали.
Hу, входи,
карманный добрый тигр.
Джунгли на окне тебе в угоду.
Я его поглажу —
тыщу искр
звездами плеснут по небосводу.

В. Евсеичев